Несколько лет назад знакомая певица подарила мне большой православный календарь, иллюстрированный живописью Елены Черкасовой. «Вот – говорит – отец настоятель не благословляет такое. А сжечь жаль».
Многие задаются вопросом: а что такое православное искусство? И если это не икона, то возможно ли оно вообще?
Я давний поклонник творчества Елены, хожу на её выставки, которые всегда (как и все значимые события) проходят в самых неожиданных и трудно находимых местах. Подарок певицы я принял с энтузиазмом кладоискателя.
Потому что живопись Елены – это настоящее Искусство. Именно такое, каким оно и должно быть.
Художник не просто скользит кисточкой по холсту, или темпераментно замешивает мастихином «от живота», ищет единственно верный «знак» композиции. Не просто рисует остро и выразительно.
Не следует высоким принципам, не пытается соответствовать вкусу рынка или взыскательной арт-элиты. Эти реалии попросту не входят в его внутренний мир и не нарушают его.
Елена пишет, как дышит. И это дыхание молитвы по-детски чисто верующей души. Молитва в красках. Проповедь языком живописи.
И именно молитвенный опыт, любовь к Богу и к ближним, приносит художнику вдохновение и замыслы новых работ. «Домашняя молитва» была написана после чтения Акафиста Иисусу Сладчайшему. Метафоричная «Без названия» (картина о страшном суде) была задумана молниеносно, при прослушивании проповеди.
Многие работы написаны на Евангельские и библейские сюжеты. Молитвенный опыт подсказывает безошибочно точное прочтение сюжета. Поэтому картина не становится иллюстрацией к тексту, но при малом размере превращается в символическую станковую фреску. Казалось бы, внешне она не соответствует общепринятому канону, зато внутренне, интуитивно — максимально ёмко выражает Евангельский дух.
«Чаю воскресения мертвых», вопреки общепринятой иконографии и несмотря на устойчивое представление о сюжете (мёртвые встают из гробов) – радостная работа. И художник убеждает: ведь и впрямь, люди получают вечную жизнь, причём здесь кости и гробы?
Цитаты из Евангелия присутствуют во многих холстах. Но это не назойливый «вербальный концептуализм», который «служит контрапунктом к изображению», а часть самого изображения, затейливый шрифт – неотъемлемая часть пластики холста.
Можно сказать, что художественный язык Елены имеет корни в примитиве, в грузинской иконе, в древнерусской фреске и церковном шитье. Он профессионально и образно безупречен. Не устаёшь удивляться парадоксальности и вместе с тем точности её композиционных и колористических решений. Тонкой проработанности каждого миллиметра плоскости холста. И, конечно же, поражает ёмкий лаконизм образов. Простота – как высшая степень сложности.
Поэтому картины Елены не просто запоминаются, они подолгу стоят в глазах и продолжают свой тихий, сокровенный диалог со зрителем. Это в самом глубоком смысле христианское искусство, потому что в нём присутствует самое главное – Любовь. Которая, как известно, «долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего…».
И её невозможно сжечь.
Илья Комов